А.Торик. Флавиан. Глава 6. Пастырь добрый

Revision as of 08:38, 5 November 2012

Глава 5. Мать Серафима | Оглавление | Глава 7. Исповедь

Глава 6. Пастырь добрый

Спать у меня не получилось. Едва задремав на пахучем сенном ложе, я вдруг проснулся. Сна – ни водном глазу, зато мысли – что цветное кино! И всё яркие такие, отчётливые…

Сперва Ирка вдруг вспомнилась, как мы с ней познакомились в сквере за институтом – стоит, плачет – зачётку потеряла с пятёрками, сама – хрупкая такая, с косой цвета свежеструганной липы, в береточке синенькой, мягкой такой, и тушь по щекам размазывает…

Прямо будто плачь её слышу, горький, сиротливый. Даже как-то сердце у меня вдруг заныло – как она там – в этой больнице?

Стряхнул головой видение, а тут новое – машина моя вскрытая с сиденьями вспоротыми, и панель приборов оплавленная – даже дёрнулся – может закрыть сходить? Потом плюнул – ну, коли опять ограбят – так туда и дорога, больно уж я над всем этим железным барахлом за свою жизнь натрясся. Господи! Прости меня крохобора! Детство вдруг вспомнилось, как у тётки в Челюскинской по приканальному шоссе на велике гонял, «Орлёнке» с красными шинами, шоссе закрытое, машин нету и – летишь обдуваемый летним упругим ветерком – кем только себя не представляя (в основном Гойко Митичем из фильмов про Чингачгука). А в лесу, рядом, белки ручные – постучишь орешками друг об друга, позовёшь «Чока-чока!» – спустится вниз головой по сосне и с ладошки орешек возьмёт, деликатно так… Господи! Как же я счастлив был в то время! Тут вдруг Ирка опять перед глазами – было же и нам с ней хорошо когда-то… И любовь была – с розами в целлофане, с билетами на «Таганку» дефицитную, с мороженным на качелях в Сокольниках, с окуджавскими песнями у костра… А уж как мы целовались на лестнице в общежитии! Тут вдруг черти какие-то представляться стали, мерзкие, как в фильме «Особь» голливудском. И лезут ведь, лезут в глаза – тьфу! Я даже перекрестился. И, ведь, что интересно, исчезли! Потом монастырь вспомнился, Новодевичий, как я гулял по нему, когда у Ирки после второго аборта осложнения начались. Лежала она там неподалёку в клинике, а я время приёма перепутал и пришлось полтора часа прогулять в Новодевичьем. Вспомнил! Вот тогда я в церковь-то и заходил в первый раз, и, до сегодняшнего дня – последний. Точно! И икона там была, как зайдёшь – слева, кажется, Никола Угодник, красивая такая, величественная, прямо даже благоговение какое-то я около неё почувствовал. Помнится, даже просил я у Николы того что-то за Ирку, может и пообещал чего – не помню… Леночка вспомнилась, из счётного отдела – ну, чисто – «Барби» целлулоидная… Господи! Что ж меня в ней привлекало-то, ноги что-ли под полоской мини-юбки длиннющие? Пуговки эти на груди расстёгнутые со знаком Зодиака из-за пазухи вечно вывалившимся? А лицо-то! Я ж его толком и вспомнить не могу! Господи! Что ж это у нас, мужиков, с глазами? Или с мозгами? Тут вдруг фреска передо мной встала, из Флавиановой церкви, здешней. Великомученица Екатерина. Стоит с крестиком в руке, лицо тонкое, красота в нём какая-то торжественная, а глаза смотрят прямо на тебя, кротко так, с любовью, и грустные. Как у Ирки перед больницей, когда она у меня денег на операцию занимала. Как она там? Позвонить завтра Женьке что-ли? Снова гадость какая-то в духе Сальвадора Дали замаячила, люди – не люди, звери – не звери, бесы что-ли опять… Тьфу, пакость! Господи! Это, если я в ад попаду, эта мразь меня вечно окружать будет? Да ещё и вытворять со мной всё что захочет? Нет! Нет! Нет! Что-то мне в этот ад сильно не хочется! Надо и вправду, что-ли, исповедаться… Прямо завтра! То есть сегодня уже, а то – вон светает в оконце.

Тут-то я и провалился в сон.

Сон был недолог но лёгок и чист. Проснулся я с ясной головой и и радостной уверенностью, что знаю – какое важное дело мне необходимо совершить сегодня.

В конце завтрака, в ходе которого я героическим усилием смог не объестся, как вчера, до полного осоловения (а было чем…), я спросил Нину, подававшую нам с Семёном к чаю зарумяненные пышущие печным жаром плюшки.

– Ниночка! Скажите – а, исповедоваться страшно?

– Страшно, конечно, Лёшенька, ужас как страшно! Как подумаешь – вот батюшка любит нас так, молится за нас, переживает, старается души наши в чистоте к Царствию Божию привести, а я, свинья окаянная, опять его буду грязью своей греховной расстраивать. Стыдно! Одно только утешает, что ангелы на небесах грешнику кающемуся радуются. Да и батюшка наш Флавиан, тоже ведь, как ангел небесный, глядишь и порадуется моему старанию от душевной скверны отскрестись. Он ведь, когда молитву читает «прощаю и разрешаю от всех грехов твоих…», с такой любовью эти слова произносит, что прямо чувствуешь, что это не он, а Сам Христос невидимо пред тобой стоит и батюшкиной рукой тебя благословляет. Встанешь с коленочек и, словно летишь а не ходишь, радость прощения и очищения в сердце как колоколами на Пасху звенит! Дивно, как хорошо! Так бы и умерла от счастья!

– Господи! Ниночка, да разве ж от счастья умирают? По моему, когда человек счастлив, ему наоборот – жить хочется!

– Это, Алексей, правильно – хочется жить – вмешался в разговор Семён – только вот апостол Павел пишет: «…для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение». То есть, когда сердце человека радости вкусит, оно к ещё большей радости тянется, а уж большей радости, чем соединиться со Христом и вместе с ним быть, для христианина нету. Страшно умирать грешнику нераскаянному, душа чувствует тот ужас который её ожидает, и трепещет. Потому и цепляется за жизнь земную – хоть чуть-чуть ещё, хоть минуточку! А, кто ко встрече с Богом всю жизнь готовился, исповедью очищался, Причастием душу укреплял, тому умереть – что в дверь выдти, трепетно, конечно, волнительно, но надежда на любовь Божью ужас и панику прогоняет. Раз Христос сказал: «верующий в Меня имеет жизнь вечную» – то, так тому и быть, стало быть и бояться смерти не нужно! Нужно только веровать во Христа Господа и изо всех сил стараться быть таким, каким он хочет тебя видеть – любвеобильным!

– Ну, знаешь, Семён, мне бы вот такую, как у вас с Ниной, веру – я бы счастливейшим человеком был. Ты, вот, сейчас прямо как священник, так складно всё объяснил, и откуда же ты всё это так хорошо знаешь-то?

– Ох, ты, Лексей и сравнил – со священником! Я и в коврики не гожусь у священника под ногами! То, что знаю чуть-чуть, так это от Писаний Священных, а они всем доступны – только бери да читай – да от батюшки Флавиана, нашего отца духовного, спаси его Христос!

– А, что значит – отец духовный – это так священников называют?

– Не всех, Лексей, только своего духовника.

– Семён, объясни мне дремучему, Бога ради, что значит духовник, отец духовный, и чем он от других священников отличается?

– Чем? Да чем отец родной от других людей отличается? Хороших людей много, а родной – только один. Так и с духовником. Много есть, слава Богу, хороших батюшек, а духовник – тот, который – родной. Который, как отец, тебя в жизнь духовную родил, маленького из ложечки кормил, на ногах стоять учил, своею молитвою оберегал, у которого за тебя душа как за родное чадо болит, к кому ты и днём и ночью в беде прибежишь и его любовь встретишь, кто тебя по духовной жизни ведёт, а, случись помирать, так и в вечность проводит, Святыми Тайнами напутствует и над гробом «вечную память» пропоёт. Счастлив христианин, которому Господь такого отца духовного дарует! Мы вот с Ниной, денно и нощно Господа за батюшку Флавиана благодарим – редкой широты души и любви пастырь. А молитвенник какой! Днём всё с нами, грешниками бестолковыми, как с детями малыми возится, а когда мы – на подушку, он – на молитву. Я не раз, порану на охоту или рыбалку идучи, замечал – абажурчик у него в моленной келейке, под самое утро лишь гаснет. По молитвам ему Господь и силы даёт, и разума духовного и любви обильно. А люди-то любовь эту сразу чувствуют, да, как пчёлки на сладкий мёд к нему и слетаются, сердечного тепла да ласкового утешения ведь каждой душе хочется. А у батюшки Флавиана этого тепла – море, иной раз еле на ногах стоит, больной ведь весь, а людям приходящим и время и силы без меры раздаёт. Вот и едут к нему в нашу глухомань и местные и столичные, а то и ещё дальше. Намедни вон, при мне двух поляков из латинства ихнего в православие переводил, я и то подумал – больше что ли храмов других в России не нашлось, кроме нашей деревеньки? А, вот Господь-то видишь, своим неисповедимым Промыслом их почему-то к нашему батюшке привёл!

– Подожди, Семён, а как же другие священники, они – что – хуже что ли?

– Нет, Лексей. Все священники – святы. То есть, не лично святы, они тоже люди, и как и мы – грешные. Но как носители Благодати Духа Святаго, которым в Таинстве священства освящены, и которым все священнодействия совершают – святы и для нас драгоценны. Во все времена христиане больше всего священников берегли, в гонениях прятали, обеспечивали всем необходимым, кормили, содержали – понимали, что без священника ни Крещенья, ни Причащенья, ни грехов прощенья. А христианин понимает – от воды и Духа не родишься, Тела-Крови Христовых не причастишься, от грехов не простишься – в Рай Небесный дорога заказана!

– А, если священник – пьяница, ну к примеру, или развратник, или ещё чего, ну бывают же всякие, наверное, как же Дух Святой через него действовать может?

– Господь в Евангелии говорит: «Дух дышит, где хочет…», потому для действия Духа Святого грехи священника не препятствие, тем более, что Благодать священнику даётся не ради него самого, а ради тех, кому он служить должен, то есть ради народа Божьего. Об этом и святитель Иван Златоустый пишет. Тебе большая разница, сколько мужей у медсестры было? Лишь бы укол хорошо сделала, да лекарство не перепутала! Так и священник, за грехи свои сам ответит, только во сто крат строже чем мирянин, лишь бы дело своё исполнял – священнодействовал. Другое дело, что за советом уже не к каждому попу пойдёшь, тут уж нужен духовный да опытный, да ещё человеколюбивый, вон как батюшка наш Флавиан. А такие, к сожалению, не у каждого престола стоят, хоть и надо бы. Потому люди, как прознают про «доброго пастыря», так и едут к нему и идут. Не говоря уж про старцев, те вообще тысячами принимают.

– Старцы – это старые священники?

– Не только старые, бывают и не очень в годах, в «Святцах» вон даже отрок имевший дар старчества поминается. Старцы не от годов а от возраста духовного, да от Дара Божьего. Обычный священник, он ведь от своего ума да духовного опыта паству наставляет, советы даёт. А старец не своим, но Божьим разумом руководится, ему – что Господь о человеке шепнёт, старец то ему и передаст. Потому и идут к старцу – о себе волю Божью узнать. Это дар особый, у нас на всю Россию их сейчас – одной руки сосчитать хватит, известны которые. Хотя может «под спудом», то есть миру не явленные и ещё есть. Да и раньше, то есть до революции большевистской, тоже не на каждом углу встречались. А уж где Господь являл, туда вся Россия православная ехала. Что к батюшке Серафиму Саровскому, что к Оптинским старцам или в Глинскую пустынь, к Иоанну Кронштадтскому Чудотворцу в Питер или в Москву к батюшке Алексию Мечеву. Понял, Алексей – есть просто священнослужители, иное есть духовники, а иное – старцы.

– Вроде как – понял. А, отец Флавиан – старец?

– Нет. Батюшка Флавиан – «пастырь добрый» полагающий душу за ближних. Может и даст ему, когда, благодать старчества Господь, а может и нет, то Господня воля. Оно ведь, Бог и любого священника для спасения твоего использовать может, может через него и чудо явить, коли оно тебе для спасения души необходимо, дар прозорливости ему приоткрыть, коли надо. Вон ведь в Библии же описано, как по воле Божьей и ослица Валаамова заговорила, пророка вразумляла.

– Как, ослица пророка вразумляла?

– А, ты Алексей, вот как Библию читать начнёшь, то не только про ослицу узнаешь, а и вообще – весь мир для себя заново откроешь. Знаю, что говорю – сам через это проходил. Только вот старцев да чудес специально искать не надо. Коли нужно – Бог сам пошлёт. Вся наша жизнь, лишь открой глаза – сплошное чудо. А охотников за чудесами бесы шибко любят охмурять.

– Да, Семён! Про жизнь-то я уже понял, что она – чудо, и что я её совсем не понимал раньше. И про бесов тоже. А, как ты думаешь – согласится отец Флавиан у меня духовником стать, как у вас с Ниной?

– Это уж ты, Алексей у него самого спроси, как я могу знать – дело-то уж очень личное.

– Прямо так и спросить?

– Так и попроси. Возьми, мол, отче, надо мною руководство. А то, заблудиться боюсь.

– Спасибо Семён! То есть, как правильно? Спаси вас с Ниной Бог! Так?

– Так, Лёшенька, так – радостно кивнула Нина.

– Ну, тогда – ладно, пойду-ка я, батюшку Флавиана поищу…

– Ангела в путь, Лёшенька!

Флавиана я нашёл под забором.

Едва войдя в церковную калитку, я увидел его обширное тело распростёртым на животе головой к церковной ограде. Мне послышалось, что Флавиан невнятно разговаривает о чём-то сам с собой. Оправившись от первого шока, подумав – а вдруг это опять – сердечный приступ, я кинулся к нему на помощь. Подойдя ближе я увидел, не замеченного прежде за гигантским туловищем батюшки, мальчонку лет четырёх, так же как и Флавиан лежащего на пузе и во что-то сосредоточенно вглядывающегося. Флавиан терпеливо объяснял ему:

– Вот, Тиша, видишь? – ещё один муравчик побежал с иголочкой сосновой, туда же куда и другие – укладывать. А, вот эти стоят, усиками шевелят – они охраняют строителей. Это – муравьи солдаты. Кто их так жить научил – одни строят, другие охраняют, третьи на разведку ходят, ну всё почти как у людей, а?

– Боженька! – радостно воскликнул малыш.

– Правильно! Конечно – Боженька! Он муравьям законы установил – как жить, и они Его, Боженьку – слушаются. Потому у них всё так складненько и получается, видишь? – вон скоро и муравейник готов будет. Также и мы – люди, должны Боженьку слушаться, помогать друг другу, с сестрёнкой не ссориться, от бабушки в лесу не убегать, сушки не таскать без спросу, тогда и у нас всё в жизни хорошо получаться будет – и мамка не заругает, и бабуля плакать не будет.

– Я не буду больше! Я буду Боженьку слушаться!

– Молодец Тихон! Вот это – правильно! Беги скорей к бабушке, поцелуй её, прощенья попроси, а то она сильно за тебя переживает – а вдруг тебя в лесу волки съели?

– Я бегу! – Топот маленьких босых пяток быстро стих за калиткой.

– Доброе утро, батюшка Флавиан! Тебе помочь встать?

– Утро доброе, Алёш! Сейчас, попробую сперва сам…

Он качнул свою тушу в одну сторону, затем резким рывком в противоположную встал на четвереньки, шумно фыркнул и слегка покряхтывая выпрямился на ногах, после чего опять шумно фыркнул.

– Уф! Да, Лексей, как говориться – старость не радость, а спасительная неизбежность!

– Да, ладно уж, отец Флавиан – старость! Тебе сорок пять-то есть?

– Сорок шесть, Лёша. Но старость, она не в годах, она в грехах! Вот они-то и старят. И свои и чужие. Геронтологи наши российские доисследовались (я тут недавно статью одну читал в медицинском журнале) что человеческий организм, с его способностью к регенерации, устроен так, что если исключить некий, не присущий самому организму «ген разрушения», то человеческий организм способен жить вечно. Прямо, всё по Библии – человек создан для вечной жизни! И вот этот-то «ген разрушения», словно компьютерный вирус, разрушая заложенную Богом в человека программу вечной жизни, становится человекоубийцей. Он же и есть – грех! Сказано было Адаму: «от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь». А, Адам не послушался и вкусил, и «вирус» смерти вошёл в него, и стал человек смертным. Это называется первородный грех – первый грех рождённый человеческим непослушанием Богу.

– Подожди! Так это и есть то самое «яблочко», которое Адаму Ева дала?

– Ну, да! А, Еве змий, то есть диавол в виде змия.

– Так, опять подожди, а почему же дерево – деревом добра и зла называлось, если его плоды были так смертельны?

– Познания добра и зла! – это не одно и то же. Дело в том, что Адам, созданный по образу и подобию Божию, был соответственно создан абсолютно и совершенно добрым. Стало быть, добра он познать от этого дерева уже не мог, но только – зло. А, зло – смертельно – для впустившего его в себя, об этом, собственно, Бог и предупреждал. То есть, грубо говоря, Господь предупредил: не суй палец в розетку – убьёт! К этому, собственно, и все последующие заповеди сводятся «не убий», «не укради» и прочие, так как совершая любой грех против ближнего, ты убиваешь этим самого себя.

– Вот как! А, не проще Богу было не создавать этого дерева, тогда бы и Адам не согрешил? Да и вообще, зачем было Богу создавать зло?

– А, Бог не создавал зла.

– Как, не создавал? Он же всё создал из ничего, если я правильно помню. Значит и зло Он создал?

– Нет, Лёша. Бог зла не создавал. Зло возникло как следствие отпадения от Бога части созданных Им ангелов. Собственно, зла, как творения не существует.

– Ну, ничего ж себе – не существует! Вон его сколько вокруг!

– Объясняю: вот, например, свет – помнишь физику? – материален, то есть состоит из мельчайших частиц сотворённой Богом материи. А, тьма? Её нет. Хотя мы её видим. На самом же деле, темнота есть лишь – отсутствие света. Открыл окно – есть свет и нет тьмы, зашторил плотно – нет света и есть тьма. Так и добро. Оно есть свойство Сущего, то есть Существующего Бога. Следовательно добро тоже существует. Бог изливает Своё добро на всех, готовых его принять и вместить в себя. А, зло есть – отсутствие добра. Ну, или – как воздух – он состоит из определённого состава газов, то есть существует как часть сотворённого Богом мира. Помести в сосуд с воздухом живое существо, хоть мышку, что ли, она будет в этом сосуде жить. А, выкачай из этого сосуда воздух, и в нём возникнет вакуум – мышка погибнет. Вакуум сам по себе не существует, он есть лишь – отсутствие воздуха – результат насилия над Божьим творением. Вот так и Божье добро – несёт в себе жизнь, а зло – отсутствие добра несёт в себе смерть. Зло – искусственно, и не существует без своих носителей. А, носителями зла являются те, кто не хочет принять в себя Божье добро и Божью любовь.

– Бесы?

– Бесы. И люди, которые, подобно бесам, отвергают Бога, Его любовь и добро.

– Так. Кажется, усвоил. А, как же привычная сказка, что Адам и Ева съели яблочко, «занялись любовью» и этим согрешили?

– Так, она сказка и есть. Атеистическая. Атеисты – они правды не знают, то есть не хотят знать, поэтому и вынуждены придумывать сказки. В том числе и на тему Священного Писания. Она, и сказка-то эта, с каким то пошлым оттенком. Тогда как Адаму с Евой чёткая была от Бога «установка»: – «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями,) и над птицами небесными, (и над всяким скотом, и над всею землею,) и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». Так, что супружество и чадородие – дело – Богом благословлённое. Давай присядем, а то ноги разболелись, к дождю, что ли?

– Конечно, конечно. Давай присядем. Я тут, собственно, тебя по такому вопросу искал, точнее – по двум вопросам. Первый – можешь ли ты у меня, как это правильно называется – исповедь принять?

– Так и называется. Могу конечно, хоть сейчас. А второй вопрос?

– Второй такой – можешь ли ты быть моим духовником, как у Семёна с Ниной?

– С этим несколько сложнее. Нет, то есть – могу, конечно, без проблем. Вопрос в том, а готов ли ты сам под чьё-либо духовное руководство становиться? Духовничество, это ведь серьёзная духовная работа с обеих сторон, как духовника, так и окормляемого, своего рода – договор со взаимными обязательствами. Можно ведь просто подойти к любому священнику с любым духовным вопросом, получить ответ, и дальше самому решать – принимать этот ответ, как руководство к действию, или – не принимать. И священник этот перед Богом отвечать будет лишь за то, насколько грамотно и неравнодушно он подошёл к твоему вопросу. Иное дело духовничество. Принимая на себя обязанности духовника какого-либо христианина, священник берёт на себя ответственность за всё дальнейшее развитие духовной жизни этого человека; за его ошибки и грехи, даже за его непослушание своему духовнику. А, христианин берёт на себя обязанность святого послушания. То есть, – получил совет и благословение – выполняй без метаний – Господь, за молитвы отца духовного, укрепит и поможет. Как в Евангелии – взялся за плуг – не оборачивайся назад.

– А, если духовник куда-нибудь не туда поведёт?

– Так ты сверяй его советы с Божьими заповедями, с учением Церкви. Увидел расхождения – можешь без колебаний оставить такого духовного руководителя и перейти к другому. Духовники нынче бывают разные, а начинающему разобраться в попах трудно. Бывает, что нарываются люди по неосторожности на таких духовников, что прямо в ад и приведут. Или в раскол какой-нибудь, вроде ИНН-ского, что, в общем то – то же самое. Так что к вопросу духовничества нужно подходить с большой осторожностью и вниманием, а, главное – с молитвой и смирением. Поэтому я никому на просьбу – стать духовником сразу же согласия не даю, чтобы человек скоропалительно обязательствами не связался, а потом – разочарование. Не всегда ведь духовник своё чадо «по шёрстке гладит», часто и посмирять приходится, а это – мало кому по нраву. Ты, не обижайся, я никого приходящего не отталкиваю, приезжай когда надо, исповедуйся, советуйся, а уж коли почувствуешь, что – есть родство душ, вот этого попа хочу в духовники, могу ему свою душу доверить, вот тогда скажешь – отче, приими в святое послушание.

– Разумно! Всё понял, без обид.

– Ну, тогда пойдём исповедаться!

Глава 5. Мать Серафима | Оглавление | Глава 7. Исповедь